Василий ТИТЕНКО
1941 – 2023
Василий Алексеевич Титенко родился в в деревне Кирилловка Иланского района, в крестьянской семье. После окончания десятилетки поступил в Енисейский педагогический институт на историко-филологический факультет (окончил в 1963 году). Работал журналистом в редакции газеты «Енисейская правда» (Енисейск), редактором газеты «Заря коммунизма» (Канск), выпускающим газеты «Победа» (Нижний Ингаш). С 1989 года — редактор боготольской газеты «Знамя Ленина» (сейчас «Земля Боготольская»). Рассказы публиковались в альманахе «Енисей», в коллективном сборнике «Всё от матери». Автор нескольких сборников рассказов, повести «Цветок папоротника», посвящённых сибирской деревне. Участник многих семинаров молодых писателей. Своим наставником считал рано ушедшего из жизни замечательного русского писателя Ивана Пантелеева.
ЧЕРЕМША
Была б моя воля, нашу корову из стайки бы не выпускал, не то что со двора: как вырвется на улицу, так и поволоклась куда глаза глядят. Ещё Рябинкой назвали такую блудливую. Мама жалеет её, до пастухов отпускает, чтоб молока больше было...
Зла не хватает, после дождя грязь развезло, а тут иди ищи эту животину. Хорошо бы еще с Петькой, так у них корова дальше огородов не забредет. Зато Домнина Чернуха поплелась с нашей, потому в попутчиках со мной Женька. Для девчонки, может, и ничего, а надо мной пацаны хохочут: «Смотри, в примаки не угоди». Примак — это дед Кузьма. У него старуха умерла, так он перешел жить к бабке Марфуте, у которой корова доилась круглый год. Никогда не стану примаком.
Одному лазить по тайге тоже несладко. В прошлом году волки задрали пять овечек, правда, это осенью. Теперь, говорят, звери уходят подальше от людей, в лес, но кто их знает, вдруг перепутают дорогу...
— Женька, ты не боишься волка?
— Не-а.
— Правда?
— Так у меня одни кости.
Вот хитрюга. Я толще ее, значит, меня могут схрумкать. Утащат в кусты, слопают и косточек не найдешь, даже могилки на кладбище не будет... поплакать никто не придет.
— Васятка, чо зубами стучишь? Замерз?
— Ага.
— Ты шлепай по грязи, она теплая.
У Женьки ноги до колен в грязи, как в черненьких сапожках. Я шел по обочине и не успел вымазаться. Нужно быть дохляком, чтоб замерзнуть, когда начало припекать солнце, но не скажешь ей, что от страха зубы застучали. Я оглянулся — деревни не видно.
— Ну, греешься?
— Правда, теплее.
— Давай пробежимся?
— Па-а-шли!
Ошметки грязи слетали с наших ног, и то ли ветер шумел в ушах, то ли лес гудел: «Не обгонишь, не обгонишь». Жарко. Душно. Весело.
— Не могу-у...
Женька сдалась. Еще несколько шагов, и я остановился бы, но хвастаюсь:
— Я до ключа добежал бы.
Ну и зануда эта Женька, сразу прицепилась:
— Духу не хватит.
— Спорим?
— О чем?
— О чем хочешь.
Ничего не придумав, я протянул руку, тиснул Женькины холодные тонкие пальцы и побежал. Хоть умру, а добегу — не стану сопли распускать перед ней. И лужи мне нипочем. Штанины намокли. До ручья — рукой подать, на ходу оглядываюсь: Женьки на дороге нет. Можно и шагом пройтись, но вдруг она заметит, что схлюздил? Нет, добегу...
«Шух-шух», — шумят холщовые штаны.
Вот и ключ! Вода позванивает по камням, ух, ледяная — обожгла ладони, лицо. Ой, какая вымахала травища! Стой, Васька! Так это же... Не верю глазам — че-рем-ша, настоящая, зелененькая, пахучая! Сладкий красный корешок. Голова от радости закружилась.
— Жень-ка-а-а!
Вон еще ершится кучка черемши, чуть подальше зеленеет, наверно, она же. Маслянисто-горькая, как сало с чесноком. Ничего на свете нет вкуснее.
— Чо, Васятка? — запыхавшаяся Женька таращит глаза.
— Целуй.
— За что?
— А это видишь? — приподнимаю черемшу, как флаг. — Бери, попробуй!
— Ур-ра! Васятка, миленький! — она подпрыгнула и чмокнула в щеку. — Перезимовали, Васятка, перезимовали!
Женька плакала и смеялась, хлопала по плечу, как настоящий парень. Глаза, как вода в речке на перекате, сияют.
— Я-то, я-то чо?.. Стакан молока — и день могу носиться, как коза.
Она не жевала — сосала черемшину, причмокивая языком.
— А братики лежмя лежат, кровь с зубов идет. Им витаминки нужны.
И зачем я с целованием этим приставал?
— Женя, рви, вон целый пук черемши.
— А ты? Давай вместе!
— Мы много нарвем!
— И всем в деревне расскажем.
— Не поверят.
— А мы наедимся и хукнем, запах у черемши лучше всяких одеколонов.
Радостно поет ручей, словно подсказывает, что впереди черемшины растут. Замурлыкала смешно Женька: не запоешь во весь голос, когда полный рот. Она в подол рвет. Я за пазуху бросаю. Приятная прохлада успокоила от бега. Был бы мешок, мы бы набузовали полный. Вот ребятня обрадуется, что мы открыли черемшу.
— Васятка, надо домой... Коров еще искать.
— Ага. А то и нас потеряют.
Иду, не оглядываюсь, слышу — сзади сопит Женька. Что бы ей хорошенькое предложить?
— Женя, давай всегда вместе?
— Мы и так вместе.
— Не-е, чтобы до гроба, поклянемся черемшой.
Она обогнала меня.
— Это как?
— Ну, ты и я поклянемся, чтоб нам черемша не попадалась, если кто схлюздит, подведет друг друга.
— Хорошо, только пусть тому не попадается, кто клятву нарушит.
— Идет. Клянемся.
— Давай медленно и тихо, нет, громко, чтоб лес слышал. Раз, два, и...кля-нем-ся черем-шой!..
И оба застыли. Тайга несколько раз отозвалась: «Ой, ой, ой».
Мы вышли на дорогу. Смешные наши следы: мои — огромные, как у медведя, Женькины — маленькие, понятно, она — девчонка. Если бы не искать коров, мы были бы самыми везучими в деревне. Правда, после клятвы я не знал, что будет дальше. Выручила Женька:
— Васятка, ты тоже на войну пойдешь?
— Ага, когда вырасту.
— Мне кажется, война, как речка, без конца.
— Почему речка без конца? Она в море попадает.
— А война-то все не кончается.
— Кончится. Учительница говорила.
Женька, довольная, мурлычет тихонько какую-то песенку. И мне кажется, был бы я большим, так эту войну быстро закрыл, пусть бы даже в меня стреляли, лишь бы не убили. Нет, не убьют.
— Жень, а меня могут ранить, глаза повыбивают и не увижу тебя.
— Ты все равно меня узнаешь. Наемся черемши, дыхну на тебя, и узнаешь, мы же поклялись. Действительно, никто и не догадается, что мы сговорились.
— Вась-ка-а, Жень-ка-а!
— Брат зовет? — спросила Женька.
— Ага. Эгей-эй! — закричал я.
Из-за куста черемухи выскочил Ваня.
— Где вы пропадали?
Хмурится, ворчит, а сам и не знает, что у нас черемша. Лезу за пазуху, целую горсть достал: он сразу догадался.
— Ну, хотел баню устроить, ладно уж, черемша вкусная, а коров я сам пригнал.
— А у меня много, во! — хлопаю по мягким бокам.
Мы возвращаемся домой настоящими героями. Женька говорит Ване, что на зиму они насолят большую бочку черемши, чтоб до следующего лета хватило. А я знаю, что во всех избах сегодня будет пахнуть черемшой.