Однажды...
Однажды постучится кто-то в дверь
Иль скажет что-то кто-то из прохожих,
И холод с жаром пробегут по коже,
Деля всю жизнь на «прежде» и «теперь».
И ты поймёшь то, что не мог понять
На всём пути до этой самой точки,
И, перестав давать себе отсрочки,
Ты сможешь сам решение принять.
И ты пойдёшь туда, куда хотел
(Быть может, раньше, чем попал в утробу),
Чтоб сделать нечто самой чистой пробы,
Ради чего ты в тело прилетел.
И грянет бой. И это будет бой
Твоей любви с твоим же равнодушьем;
И то, чему ты более послушен,
Соединится накрепко с тобой.
Никто не знает, сможешь ли дойти,
Исполнив то, на что ты замахнулся.
Но если не стремился, не тянулся —
Простишь ли ты себя в конце пути?
03.05.2022
Однажды постучится кто-то в дверь
Иль скажет что-то кто-то из прохожих,
И холод с жаром пробегут по коже,
Деля всю жизнь на «прежде» и «теперь».
И ты поймёшь то, что не мог понять
На всём пути до этой самой точки,
И, перестав давать себе отсрочки,
Ты сможешь сам решение принять.
И ты пойдёшь туда, куда хотел
(Быть может, раньше, чем попал в утробу),
Чтоб сделать нечто самой чистой пробы,
Ради чего ты в тело прилетел.
И грянет бой. И это будет бой
Твоей любви с твоим же равнодушьем;
И то, чему ты более послушен,
Соединится накрепко с тобой.
Никто не знает, сможешь ли дойти,
Исполнив то, на что ты замахнулся.
Но если не стремился, не тянулся —
Простишь ли ты себя в конце пути?
03.05.2022
Хочу побыть один
Не уходите — этого не надо.
Здесь ваш очаг. Я сам покину вас.
В тайге построю дом у водопада
Под заговОр от посторонних глаз.
Построю — и возьму гитару в руки,
Видавшую и знающую мир,
И выдерну пронзительные звуки —
Они пробьют в пространстве много дыр.
И будут эти стёршиеся струны
Голосовыми связками души.
И в этих звуках —
знающих, безумных —
Не будет страха, ненависти, лжи.
1993
Не будет страха, ненависти, лжи.
1993
***
Отдыхать на гвоздях и играть в кошки-мышки с судьбой,
Наблюдая, как стрелки съедают минуты живьём.
И опять это ты, и опять этот свет над тобой:
Сумасшедший магнит и дверной запредельный проём.
Я бежал в этот свет, но рукой ты закрыла лицо;
Спотыкался и падал, но всё же вставал и бежал.
И по странной судьбе этот бег замыкался в кольцо,
И по странной игре я тогда еще это не знал.
Уходя первый раз, я не знал, что уйду навсегда:
Сто миров-кораблей в паутине дорог разошлись,
И, когда б ни вернулся, приходишь уже не туда,
Как всегда, опоздав на секунду — на целую жизнь.
И дорОгою вновь хлопнет дверь за тобою вдогон,
Вспышка в небе пронзит горизонт и всё то, что за ним,
Стук колёс оборвав, оживив на мгновенье перрон —
И опять стук колёс, и опять ускользающий дым.
В беспредельных местах — как песчинка в песочных часах,
Занесён полустанок и красным горит светофор.
Ты когда-то здесь был, ты уже танцевал на углях,
Ты когда-то был там, где, кажись, не бывал до сих пор.
Кто ходил по струне, по натянутой первой струне —
Это тутошний, наш вариант власяного моста, —
Кто стучал по стене да со всей головы по броне,
Тот уже слишком молод, чтоб жить календарно до ста.
То ли путь — то ли гать, то ли зыбь — то ли сыпь, то ли сон:
Это — крепкое месиво в мясо разбитой руки.
Только выпусти стон — и увидишь насмешку икон,
И поймёшь: не твоё это дело — пускать пузырьки.
Отдыхать на гвоздях и играть в кошки-мышки с судьбой,
Наблюдая, как стрелки съедают минуты живьём.
И опять это ты, и опять этот свет над тобой:
Сумасшедший магнит и дверной запредельный проём.
Я бежал в этот свет, но рукой ты закрыла лицо;
Спотыкался и падал, но всё же вставал и бежал.
И по странной судьбе этот бег замыкался в кольцо,
И по странной игре я тогда еще это не знал.
Уходя первый раз, я не знал, что уйду навсегда:
Сто миров-кораблей в паутине дорог разошлись,
И, когда б ни вернулся, приходишь уже не туда,
Как всегда, опоздав на секунду — на целую жизнь.
И дорОгою вновь хлопнет дверь за тобою вдогон,
Вспышка в небе пронзит горизонт и всё то, что за ним,
Стук колёс оборвав, оживив на мгновенье перрон —
И опять стук колёс, и опять ускользающий дым.
В беспредельных местах — как песчинка в песочных часах,
Занесён полустанок и красным горит светофор.
Ты когда-то здесь был, ты уже танцевал на углях,
Ты когда-то был там, где, кажись, не бывал до сих пор.
Кто ходил по струне, по натянутой первой струне —
Это тутошний, наш вариант власяного моста, —
Кто стучал по стене да со всей головы по броне,
Тот уже слишком молод, чтоб жить календарно до ста.
То ли путь — то ли гать, то ли зыбь — то ли сыпь, то ли сон:
Это — крепкое месиво в мясо разбитой руки.
Только выпусти стон — и увидишь насмешку икон,
И поймёшь: не твоё это дело — пускать пузырьки.
05.01.1999
Творчество
Со мной не спорь: я знаю много больше,
Чем ты б узнал за сотню тысяч лет.
Не спорь со мной: я старый автостопщик
И видел весь огромный белый свет.
Меня не жди: я никому не верю
И прихожу, когда меня не ждут.
Не прячься в дом: я выломаю двери
И извинюсь, что вторгся в твой уют.
Не воздевай молитвенные руки:
Моя мечта — построить новый храм.
И не пророчь мне муки и разлуки,
Я всё равно не верю голосам.
И мне не верь: понять меня буквально
По правде означает — не понять:
В моих словах божественная тайна,
И в лоб её никак не разгадать.
26.10.2008
Год спустя
Порывом ветра
уносится спетое слово,
Два чёрных стекла
скрывают мои движенья.
Я видел лицо —
оно рисовало другого;
А я всё стоял и смотрел
в своё отраженье.
И вспомнилось мне:
я стою на краю обрыва;
Внизу, подо мной,
чернеют острые скалы,
И море злобно шипит,
Со мной не спорь: я знаю много больше,
Чем ты б узнал за сотню тысяч лет.
Не спорь со мной: я старый автостопщик
И видел весь огромный белый свет.
Меня не жди: я никому не верю
И прихожу, когда меня не ждут.
Не прячься в дом: я выломаю двери
И извинюсь, что вторгся в твой уют.
Не воздевай молитвенные руки:
Моя мечта — построить новый храм.
И не пророчь мне муки и разлуки,
Я всё равно не верю голосам.
И мне не верь: понять меня буквально
По правде означает — не понять:
В моих словах божественная тайна,
И в лоб её никак не разгадать.
26.10.2008
Год спустя
Порывом ветра
уносится спетое слово,
Два чёрных стекла
скрывают мои движенья.
Я видел лицо —
оно рисовало другого;
А я всё стоял и смотрел
в своё отраженье.
И вспомнилось мне:
я стою на краю обрыва;
Внизу, подо мной,
чернеют острые скалы,
И море злобно шипит,
ожидая прилива,
А мне всё равно —
я жду девятого вала...
И вспомнил я,
как стоял у опушки леса:
Сгущалась тьма,
и из чащи неслись завыванья;
А я всё стоял и ждал
появленья бесов —
И вслух повторял
таинственные заклинанья...
И здесь — колыхнулись-сверкнули
два пьяных стакана,
Но чёрные стёкла скрывают
опасные окна.
Я — Феникс.
Я буду убит, но из праха восстану.
Я знаю. Я жду.
И надеюсь, что больше не дрогну.
17.11.1995
я жду девятого вала...
И вспомнил я,
как стоял у опушки леса:
Сгущалась тьма,
и из чащи неслись завыванья;
А я всё стоял и ждал
появленья бесов —
И вслух повторял
таинственные заклинанья...
И здесь — колыхнулись-сверкнули
два пьяных стакана,
Но чёрные стёкла скрывают
опасные окна.
Я — Феникс.
Я буду убит, но из праха восстану.
Я знаю. Я жду.
И надеюсь, что больше не дрогну.
17.11.1995
***
Я в окно постучу
с чистотою вечернего гостя,
Разметая листву
по готовому к стуже двору.
И креплёный закат,
обжигая, по рёбрам прольётся,
И синица в груди
затрепещет как лист на ветру.
Я в окно постучу —
в то окно, где меня позабыли
И которое сам
так упорно пытался забыть, —
Без надежды на то,
что хозяева рюмку налили,
Без надежды на то,
что жива ещё старая нить.
Я в окно постучу
с чистотою вечернего гостя,
Разметая листву
по готовому к стуже двору.
И креплёный закат,
обжигая, по рёбрам прольётся,
И синица в груди
затрепещет как лист на ветру.
Я в окно постучу —
в то окно, где меня позабыли
И которое сам
так упорно пытался забыть, —
Без надежды на то,
что хозяева рюмку налили,
Без надежды на то,
что жива ещё старая нить.
И, отбив с каблуков
грязь каких-то нехоженых странствий,
Обезглавив башлык,
я, как в пропасть, шагну на порог.
И разверзнется пол,
и наполнится звоном пространство,
И увижу в сенях
средоточие главных дорог.
И густой как вода,
передёрнутый струями воздух
Зарябит на глазах,
размывая предметы сеней.
Мимолётная вечность
развеет обрывки вопросов,
Мне оставив лишь гул
да неясную пляску теней...
А в окне огонёк
заливается жёлтой луною,
Так и манит войти,
обещая ночлег и уют. —
Я пока постою,
под дождём свои веки умою:
Я пока не готов
заявляться туда, где не ждут.
23.08.2011 г.
Обезглавив башлык,
я, как в пропасть, шагну на порог.
И разверзнется пол,
и наполнится звоном пространство,
И увижу в сенях
средоточие главных дорог.
И густой как вода,
передёрнутый струями воздух
Зарябит на глазах,
размывая предметы сеней.
Мимолётная вечность
развеет обрывки вопросов,
Мне оставив лишь гул
да неясную пляску теней...
А в окне огонёк
заливается жёлтой луною,
Так и манит войти,
обещая ночлег и уют. —
Я пока постою,
под дождём свои веки умою:
Я пока не готов
заявляться туда, где не ждут.
23.08.2011 г.
* * *
Славословья летели,
и трубы свирепо ревели,
По оскаленным лицам
катились багровые волны.
В эту дикую ночь
на кострах догорали недели.
В эту жуткую ночь
подымались глубинные стоны.
Задрожала земля.
Горизонты окрасились кровью
Славословья летели,
и трубы свирепо ревели,
По оскаленным лицам
катились багровые волны.
В эту дикую ночь
на кострах догорали недели.
В эту жуткую ночь
подымались глубинные стоны.
Задрожала земля.
Горизонты окрасились кровью
И в бездонный грохочущий
хохот кого-то на башне.
И, наполнив сердца
незнакомой панической болью,
Вдруг завыли собаки —
пронзительно, низко, протяжно...
Колосились поля,
и на пастбищах овцы жирели,
И змеились дороги,
стремясь убежать от погони.
По дорогам шли люди
и что-то торжественно пели.
Все дороги вели в Вавилон...
1995
И, наполнив сердца
незнакомой панической болью,
Вдруг завыли собаки —
пронзительно, низко, протяжно...
Колосились поля,
и на пастбищах овцы жирели,
И змеились дороги,
стремясь убежать от погони.
По дорогам шли люди
и что-то торжественно пели.
Все дороги вели в Вавилон...
1995
На бурной переправе
На бурной переправе — коренного
Мы зА сто лет меняли два разА.
Сносило бричку, груз, людей — но снова
Сердца наивных верят в чудеса.
Скажу иначе, если не понЯли
Особо одарённые: давай,
Меняй вола на горном перевале —
Потом по склону кости собирай!
2020
Моя Россия
Здесь травы шепчут, камни говорят,
Как сквозь века, лихие и святые,
Ты к Богу шла, проламывая ад,
Моя многострадальная Россия!
Тебя веками резали и жгли,
Стирали с карт, копытами топтали,
Но каждый раз из выжженной земли
Твои кресты до неба отрастали.
Тебя сто раз пытались хоронить,
Но, вопреки пророчествам лукавым,
Ты раз от разу продолжала жить,
Переплавляя горести на Славу.
И мне смешны старания врагов,
Чьи лбы не учат никакие стены:
Кто выбил зуб избраннику богов,
Разорван будет в клочья непременно.
И пусть в моей крови такая смесь,
Что в самый раз генетикам стреляться,
Я – русский в доску, без остатка, весь,
На всю башку.
И это любо, братцы!
13.01.2016
Но, вопреки пророчествам лукавым,
Ты раз от разу продолжала жить,
Переплавляя горести на Славу.
И мне смешны старания врагов,
Чьи лбы не учат никакие стены:
Кто выбил зуб избраннику богов,
Разорван будет в клочья непременно.
И пусть в моей крови такая смесь,
Что в самый раз генетикам стреляться,
Я – русский в доску, без остатка, весь,
На всю башку.
И это любо, братцы!
13.01.2016
Мы всё поймем
Мы всё поймём — когда застынет боль;
И, сплюнув зубы, хАркнув красной слизью,
Увидим цель. И осознаем роль.
И озаримся солнечною высью.
Мы всё поймём — когда прийдут волхвы
По зову Неба, вспыхнувшего звёздно,
Когда весь мир заплачет, что, увы,
Понятно всё — но только слишком поздно.
Мы всё поймём — в потоп и в камнепад,
В горнилах бедствий, в отсветах знамений... —
Мы всё поймём. И двинем наугад.
И угадаем — в этом нет сомнений.
01.12.2015
Мы всё поймём — когда застынет боль;
И, сплюнув зубы, хАркнув красной слизью,
Увидим цель. И осознаем роль.
И озаримся солнечною высью.
Мы всё поймём — когда прийдут волхвы
По зову Неба, вспыхнувшего звёздно,
Когда весь мир заплачет, что, увы,
Понятно всё — но только слишком поздно.
Мы всё поймём — в потоп и в камнепад,
В горнилах бедствий, в отсветах знамений... —
Мы всё поймём. И двинем наугад.
И угадаем — в этом нет сомнений.
01.12.2015